Булат Абдильманов: «Актёрами рождаются»

Для а ктера Казахского национального театра драмы имени Мухтара Ауэзова Болата Абдилманова ушедший год был богат на события.

Он отметил два юбилея: свое 60-летие и 30-летие первого выхода на сцену в роли Абая. Еще одно событие – в декабре прошлого года на телеканале «Казахстан» вышел 6-серийный фильм «Абай», где он сыграл главную роль.

– Я актером мечтал стать с детства. Это, видимо, зов крови: мои биологические родители – люди искусства. Про мать, народную артистку республики Алтын Ружеву, российская театральная пресса писала, что она первой открыла казахскому зрителю Островского, сыграв на национальной сцене Кручинину в «Без вины виноватых». Отец, заслуженный артист Оразгали Абдилманов, переиграл всех героев нашего народа – Кабанбай-батыра, Балуана Шолака, Срыма Датова... Он уже ушел из жизни, когда из России пришла весть о его награждении медалью Михаила Шолохова за роль отца Григория Мелехова в «Тихом Доне» на сцене Джамбульского областного театра.

Почему я людей, благодаря которым появился на свет, называю биологическими родителями? Потому что, по казахским обычаям, они отдали меня в семью бездетных родственников. Моя бабушка Бибисара забрала меня из города в аул в Аксуйском районе Талды-Курганской области двухнедельным младенцем. Так я стал единственным сыном старшего брата отца Мазимбая и его жены Шарбану. 

– Не жалеете, что Вас в младенчестве забрали жить в аул?

– Мое детство прошло в местах, где не было ни радио, ни телевидения. Когда я скакал в степи на лошади, пас отару высоко в горах, то был одним целым с природой. Там я и поставил свой актерский голос – чабан тихо разговаривать не может. На чабанской стоянке, где жили всего несколько семей, по вечерам никто не садился за стол по отдельности. Управившись со скотиной, на ужин собирались в одном доме, а потом взоры всех взрослых обращались ко мне. У меня перед глазами стоит картина – керосиновая лампа освещает юрту, а я сижу за низеньким казахским столом с большой книгой эпосов – «Кобланды батыр», «Алпамыс батыр», «Рустем-Дастан». Когда, представляя себя артистом, стоящим на сцене, я читал дастаны, седобородые старики плакали как дети. Я и сам тоже переживал за батыров и искренне верил в их подвиги. 

Если бы меня в младенчестве не забрали в аул, то я, наверное, вырос бы асфальтным казахом. Кроме меня, у настоящих родителей было еще пятеро детей. У них менталитет и круг общения совсем другой, чем у меня. Возможно, они образованнее меня, но никто из них не знает родного языка, историю и обычаи своего народа так, как я. Если бы и я, как они, вырос в городе, то актером, наверное, не стал бы.

– … и у Вас нет обиды на своих биологических родителей за то, что именно Вас отдали в семью дяди?

– Напротив – я не устаю благодарить судьбу за это. И отец Мазимбай, и мать Шарбану буквально носили меня на руках. Бабушка Бибисара до 4 класса таскала меня в школу на закорках, чтобы я, не дай Бог, не испачкал начищенные ею ботиночки. Я очень любил лошадей и стоило мне попросить отца: «Аке, купи», он без слов приводил домой понравившегося мне скакуна, сколько бы он ни стоил. Аулчане иногда пользовались его безграничной любовью ко мне. Я с детства участвовал в кокпарах. Чабаны, натешившись к вечеру игрой, подзадоривали меня: «Давай, Болат, попробуй и ты тоже». Когда я легко перехватывал у них измученного козла и мчался с добычей домой, толпа хохочущих взрослых мужиков устремлялась за мной. Отец, радуясь моей победе, отдавал играющим суюнши – козла или барана. Потом я узнал, что, оказывается, чабаны, зная добрый нрав моего отца, ради этого и играли в поддавки.

Когда вспоминаю этих дорогих моему сердцу людей, сердце у меня исходит слезами. Отца не стало, когда мне было всего 20 лет, матери – шестью годами раньше.
 
После окончания школы колхоз дал мне, чабанскому сыну, направление в зооветеринарный институт. Я приехал в Алма-Ату сдавать экзамены, но мои настоящие родители уговорили меня поехать с ними в Джамбул. Сказали, что в этот институт все равно не поступлю – слишком много желающих стать зоотехниками и ветеринарами, а там, в своем городе, они обещали устроить в технологический институт.

Я послушался их, но стать специалистом по коже и меху мне было не суждено. Приезд в Джамбул профессора театрального факультета Алматинской консерватории Рабиги Мукаевны Каныбаевой в корне изменил мою жизнь. Родители позвали ее в гости. Увидев меня, стеснительного казахоязычного юнца, она спросила: «Балам, не хочешь стать актером?». Ее слова упали на благодатную почву, к технологическому институту у меня уже душа не лежала, я бросил его без сожаления после первого семестра.

В 1978 году сдал документы в только что открывшийся театрально-художественный институт. Сыграв вместе с Саги Ашимовым, тоже первым выпускником этого вуза, в дипломном спектакле «Два веронца» по Шекспиру, ушел в армию.

После возвращения лет 8 служил в казахском ТЮЗе имени Габита Мусрепова, а потом Азербайжан Мамбетов устроил актерский кастинг на роль Петруччио в спектакле «Укрощение строптивой». Я удачно прошел его и с тех пор моя жизнь была связана с Театром имени Ауэзова, где он был главным режиссером.

Когда Азербайжан Мадиевич в 2001 году решил вернуться к спектаклю «Абай», который он когда-то ставил, здесь еще было много актеров старше и именитее меня, каждый из них видел себя в этой роли, но режиссер сказал, что у него уже есть Абай – Болат Абдильманов. Мне эта роль была очень близка. Абая я впервые сыграл, когда мне было 30 лет, еще в ТЮЗе, в поэтическом спектакле Райымбека Сейтметова «Қалым елiм казағым». 

В 2006-м я ушел из театра. В те годы мне стало поступать очень много предложений от кинорежиссеров. Думал, что уйду на год или два, а вышло – на 10 лет. За это время успел сняться почти в полусотне фильмов. В 2011 году по версии Союза кинематографистов Казахстана стал лучшим актером года за роль Орынбая в фильме «Жеруйык» («Земля обетованная») Сламбека Тауекела.

И все эти годы меня не оставляла тема Абая. Он словно незримо шагает рядом со мной. Я не уставал задаваться мучившим меня вопросом, почему Кунанбай и Шакарим отрицательные герои в спектакле Мамбетова? Почему тот мой Абай был таким максималистом? Кунанбая, своего отца, он, к примеру, называл надан – невежественным, темным человеком. Почему он оправдывает и дает приют Айдару и Ажар, нарушившим вековые традиции? Напомню сюжет этой драматической истории из жизни Абая: овдовевшая молодая женщина, не дождавшись и года после смерти мужа, выходит замуж за другого.

Когда в 2016 году я вернулся в театр, мне захотелось самому поставить спектакль об Абае. Мы с драматургом Мадиной Омаровой написали свою версию понимания степного гения – пьесу «Загадка Абая», основанную на его «Словах-назиданиях» и песнях, и поставили по ней спектакль, которым открыли 95 театральный сезон в Театре имени Ауэзова. В этот раз я попытался открыть Абая и для себя, и для зрителей через образ его отца – Кунанбая. И если в молодости я играл такого продвинутого, Абая – подведенные глаза, накладные ресницы, грозные брови, огромная борода, то теперь, когда мне 60, перед зрителем мой герой предстал совершенно другим: я хожу без грима среди зрителей. С высоты своих сегодняшних лет я понял, наконец, что не будь Кунанбая, то не было бы и великого Абая, поэтому решил показать роль «института отцов» в формировании человека.

Наверное, мне это удалось: на театральном фестивале «Қара шанырак» за роль Абая я был удостоен премии в номинации «Лучшая мужская роль».

Этот же образ – умудренного жизненным опытом Абая – я продолжил и в телесериале «Абай», который снимался по заказу нацио­нального канала «Казахстан» в самый разгар пандемии (он вышел на экраны в День Независмости Казахстана). Когда режиссер Мурат Бидосов пригласил сначала на видео-, а потом и на кинопробы, я не поверил своим ушам: «Какие фильмы, когда все кругом болеют?!» Однако, несмотря на такие мысли и даже недомогание, мне, конечно, и в голову не пришло ответить отказом. Начинали мы съемки в начале июля, закончили где-то в середине сентября. Все шло как по маслу. Допустим, намечаем на следующий день 15 эпизодов и все успеваем сделать. Такое в кино, где все непредсказуемо, бывает редко. Я за свою жизнь снимался примерно в 90 фильмах, были роли и большие, и маленькие; играл и отрицательных, и положительных героев, атмосфера на съемочной площадке тоже бывала разной, но такого актерского счастья, как в этом фильме, не припомню.

Работать было легко, потому что кругом были только единомышленники. Например, вижу, что режиссер направляется ко мне, чтобы сделать замечание, а я уже опережаю его: «Знаю, о чем хочешь сказать». Поэтому, видимо, и дублей повторных почти не было, все шло с первого раза, хотя с этим режиссером я никогда не работал, более того – даже его не знал.

– Чем киношный Абай отличается театрального?

– В театре специфика совсем другая, в зале сидит тысяча зрителей и надо сделать так, чтобы тебя услышали и в партере, и на галерке. В кино театральный пафос и энергетика только мешают передать состояние героя. Когда у Абая умер младший брат Оспан, а потом сын Абдрахман, нужно было не жалеть эмоций. Казахи ведь и в радости, и в горе очень искренни. Как это состояние не прокричать, а показать по-киношному естественно? Я сделал это, пропустив через себя еще много раз услышанные песни Абая. 

Я понял для себя, что Абай – космический человек, который познал Бога сердцем. Почему современники ставят его выше Конфуция? Потому что он, познав душу своего народа, призывал полюбить не отдельного ближнего, а все человечество. Абай знал, о чем говорил. Эта черта – найти в себе силы не озлобиться против всего мира в самые трудные для себя времена и принять в своей стране народы, согнанные с родных мест, дает ответ на вопрос, почему казахи, которые много раз вставали на грань выживания, занимают столь огромную территорию. Абай говорил, что это дар божий за широту души его соотечественников, хотя люди недалекие считают, что он не любил свой народ. Абаеведы сейчас ищут ответ на вопрос - почему казахи так изменились, почему каждый теперь стал сам за себя? Но ведь это не так: Абай всю жизнь искал, на мой взгляд, ответ на вопрос: когда, в какой момент у его народа была сломана душа. 

– И последний вопрос – как вы отпраздновали свой юбилей?

– Никак! Мне «повезло» дважды. Когда мне исполнилось 50 лет, я хотел отпраздновать эту дату как все люди – с размахом в ресторане. Но в тот год в моем родном Кызылагаше Аксуйского района Алматинской области случилась трагедия – навод­нение. А вот с 60-летием, действительно, повезло, – я получил целых два подарка судьбы: сыграл главную роль в спектакле «Загадка Абая», по пьесе, которую сам же и написал, а в кино – роль, о которой мечтал.